Пациент-пересадочник из Лиды — о пережитых невзгодах, тяжелых потерях и новой надежде

Сердце не камень, ему и страдать, поется в песне. На долю Иосифа Некраша из Лиды выпало столько испытаний, что его центральный орган кровообращения просто не выдержал. Несколько раз он был на грани того, чтобы замолчать навсегда: первый инфаркт — операция, второй инфаркт — снова хирургия. Какое-то время Иосиф отвергал неизбежное, но однажды признал: хочешь жить — надо пережить трансплантацию.

Иосиф Некраш по профессии учитель музыки. Но его баян давно зарос пылью, а испанская гитара сиротливо висит на стене — на ней когда-то играл его сын. Иосиф давным-давно не разворачивал меха инструмента, и не потому, что больше не работает в школе. Он перестал играть еще в то время, когда учил детей. Тяжело заболел сын — и с этим умолкла музыка его жизни. Иосиф даже слушать ничего не мог. Почти четыре года их семья боролась с тяжелым диагнозом — раком мозга у ребенка.

— Сначала лечились в Минске, — мой собеседник окунается в прошлое, как в холодную воду: ему сжимает сердце, сдавливает дыхание. — Потом смогли его отправить на реабилитацию в Германию, собирали деньги всем миром, помогали благотворительные фонды, БАДы какие-то покупали.

В таком состоянии веришь всему. На волне надежды Иосиф Некраш было даже поверил в объявившего себя Иисусом Христом во втором пришествии Григория Грабового, который утверждал, что умеет лечить СПИД, рак любой стадии и воскрешать мертвых. Семья ухватилась за эту браваду, как за соломинку. Привезли сына в Москву. Мальчик действительно вышел от медиума ожившим. Он, младший школьник, понимал, что болезнь пожирает его, как чудовище из детских сказок, а он слишком мал, чтобы ему противостоять. И тут перед ним возникает «могущественный» волшебник и обещает, что победит монстра. Вот только не бесплатно — надо будет приехать еще несколько раз и собрать еще несколько тысяч долларов.

— Сын выбежал от шарлатана с настроением, воспрянул, — мой собеседник продолжает на вдохе: — Вы даже не представляете, что такое дать надежду человеку, когда близкий родственник болеет и есть какой-то шанс. Грабовой обещал вылечить ребенка с шестого сеанса. Каждая встреча — тысяча долларов. Оставалось только квартиру продать.

Помимо занятости в школе, Иосиф начал гонять машины. И даже челноком подрабатывал. Директор колледжа пошел навстречу — держал его на голой ставке, не увольняя за прогулы. Жена работала филологом, деньги зарабатывала небольшие. Приходилось вертеться.

— Иногда бывали такие моменты, что расслабишься, думаешь, как бы стресс снять. А назавтра от этого еще больше проблем. Случались какие-то взаимные обвинения, мы искали с женой виноватого в болезни сына. Я тихо срывался и не следил за собой, курил сигарету за сигаретой.

Иосиф Некраш думал, что за границей у ребенка больше шансов на выздоровление. Возил сына то в Россию, то в Германию, записывался на приемы к Джуне, пара­психологу Лазарю.

— Обращались в фонды, на телевидение, к нам приходили волонтеры. Колледж помогал, школы включились. Детки соседские волновались за сына, иногда копеечку присылали. Помню, незнакомая женщина нашла нас: «Я вот слышала, у вас проблемы с ребенком» — и сто долларов протягивает. Валютный счет в начале 1990-х сложно было открыть. Битвы с болезнью сына отняли у нас много денег и времени — четыре года. Я молодым был, дерзал, а все понапрасну. Сейчас жалею: лучше бы уделял больше времени сыну.

Позже поняли: дело в наследственности. В роду жены многие болели онкологическими заболеваниями. Сын умер в 1992 году.

— С нами работали психологи, советовали даже в другой город

уехать, но свыше нам послано было утешение — родилась дочь. Она стала нашей радостью и компенсацией за все потери.



Новый удар

Ушел из жизни сын Иосифа, а вот рак из их семьи — нет. У жены однажды нашли узелок в груди — оказалось, злокачественная опухоль. И пошли они по второму кругу мытарств.

— Проблемы продолжались, надо было как мужику содержать семью, поэтому ехал туда, где длиннее рубль. Все скапливалось.

Страдания подтачивали сердце моего собеседника. Случился один инфаркт, другой. Он перенес две тяжелые операции. Несколько лет жена лечилась от рака, а Иосифу тем временем поддерживали сердце. Но радикально никакие методы повернуть ситуацию уже не могли — Некраш стал кандидатом на пересадку. Однако он сам медлил, все оттягивал срок этой операции. Отказывался несколько раз. Иначе не мог — ухаживал за больной женой, понимал, что, согласившись на процедуру, сам на какое-то время станет беспомощным.

— Лечилась она, а потом метастазы пошли везде: в костях, тазу, голове, печень вся разрушена. Я тогда бросил курить, понял, что иначе не потяну, надо было супруге помогать. А курил до этого много. Нервы такие были. Жена после смерти сына все плакала и плакала. Я ее утешал как мог. Психологи говорили, что надо было бы и мне поплакать, не держать это в себе. А как ты будешь, мужик, реветь, когда надо проблемы семейные решать. Супругу в итоге я потерял. Фракция выброса — важный показатель работы сердца — упала. И сам уже хоть доски суши, — Иосиф горько усмехается. — И вот врачи подняли на ноги.
«Мне уже подругу хотят найти»

Иосиф Петрович пошел на пересадку сердца ради дочери.

— Ей сейчас 25. Они с мамой были как подружки. Как еще я ее оставлю? Мы с ней все обсудили. На крайний случай она знала, что надо будет делать. Сколько мне Бог еще подарил — не знаю. Но в этот раз мне повезло. Удивительное совпадение, моя жена умерла 21-го числа и меня прооперировали 21-го.

Реципиент сразу почувствовал: принял он не женский орган. Сердце Иосифа Некраша младше его собственного всего на семь лет. Поначалу этот факт смутил моего собеседника.

— Я подсмотрел информацию о своем доноре. Это неправильно, конечно, и абсолютно не нужно этого было делать, но я хотел узнать, какой образ жизни он вел, чтобы создать комфортные этому сердцу условия. Вдруг был романтиком и ходил в походы. А если спортсменом, а ты лентяй и, кроме дивана, ничего знать не желаешь? Хотя, может, и вправду сердце мы излишне романтизируем — в реальности это просто насос. В итоге узнал, что мой донор — это просто пожилой человек. Мне зимой было 58, а мужчина умер в 51. Накручивать себя начал, раз старое пересадили, ну все — ресурсов мало. Мол, молодое лучше приживается. Но меня успокоили медики: главное здесь не возраст, а само сердце, какая у него фракция выброса.

Мой собеседник стал замечать за собой болтливость. Не знала его раньше, но при встрече отметила: очень разговорчивый.

— А еще нервность какая-то появилась. По каждому поводу могу возмутиться, — перечисляет Иосиф Петрович произошедшие с ним преобразования. — Вкусы еще изменились. Вот раньше мучного, сладкого терпеть не мог, а сейчас могу торт испечь и его с удовольствием съесть. Молоко и молочные продукты тоже охотно пью. Много сижу в планшете, лажу по интернету. Это вредная привычка, но перестроиться, чтобы не сидеть, а больше двигаться, для меня очень сложно. Ситуация до трансплантации была непростая, но какие-то вольности мог себе позволить. Лечь спать, например, попозже. А тут надо стараться режим соблюдать. На сто процентов, конечно, мало кто придерживается. Трудно изменить полностью образ жизни, окружение, непросто избегать стрессов.

Прошло почти девять месяцев после трансплантации, мой собеседник ожил и почувствовал в себе силу. Однако понял, что не все так просто.

— После пересадки совсем другое состояние, как здоровый человек себя чувствуешь, хотя понимаешь, что в любой момент что-то подцепишь — и все. Но хочется работать, быть полноценным, — бодро говорит Иосиф Петрович. — Сидеть взаперти — не дело. Задача стоит непростая — воспрянуть и помочь дочери, создать ей какую-то базу.

О романтике Иосиф Некраш не думает, но в его окружении попытки организовать ему партию не прекращаются. Родственники все стараются познакомить его с дамами.

— Ни за что! — категоричен он. — Нет у меня такой цели, чтобы взять на себя ответственность и создать другую семью. А вдруг случится так, что завтра тебя не станет, — и что? Это значит просто создать какому-то человеку лишние проблемы. А сейчас моя первая группа инвалидности как высокий забор для такого рода отношений.

Второе сердце Иосифа Петровича не торопясь отстукивает новую жизнь. Хочется верить, что впереди у моего собеседника еще много времени — времени, свободного от страданий. И его донорский мотор качает кровь в ритме совсем другой песни: «Сердце, тебе не хочется покоя».

Сергей СПИРИДОНОВ, заместитель директора по хирургической помощи РНПЦ «Кардиология»:

— Пересаживают трансплантологи мужские сердца женщинам и женские — мужчинам. На самом деле разницы особой нет. Мужские просто, как правило, чуть больше весом и подготовлены лучше. А женские — худенькие, тоненькие. Поэтому здоровому крупному мужчине это маленькое сердце не посадишь. Если есть донор женщина, то женское сердце идет другой женщине или ребенку.

Где-то в половине случаев сердце донорское не используется — из-за возраста, атеросклероза либо оно плохо сокращается. Когда головной мозг уже погиб, врачи-координаторы до забора занимаются кондиционированием донора, поддерживают жизнеспособность сердца, печени, почек. Больное сердце в надежде вылечить его после пересадки мы не трансплантируем. Бывает иногда первичная дисфункция трансплантата, когда по тем или иным причинам трансплантированное сердце плохо сокращается. Тогда надо подключать специальные машины, которые поддерживают его жизнедеятельность. У нас такие есть.

Если сердце нормально работает, то можно пересаживать. Главный критерий — хорошее здоровое сердце. А другие вопросы — каким был человек, плохим или хорошим, изменял он жене или не изменял, быстро ездил на машине или нет — значения не имеют. Если сердце у него хорошо сокращается — это главный критерий.

Всего в стране уже пересадили около 400 сердец. Среди реципиентов-иностранцев в основном граждане стран постсоветского пространства, Азербайджана, Грузии, Украины.

Некоторые отказываются от пересадки, потому что боятся. Отказался — и все. Трудно в таком случае переубеждать. Человек сам выбирает свою судьбу. Если он не верит врачам, боится, ну что сделаешь…